Исследование показало интенсивность импульса к манипулированию у низших обезьян, превосходящих в этой деятельности сравниваемых с ними хищных животных и уступающих лишь вышестоящим обезьянам — антропоидам. В мотивации стремления обезьян к манипулированию среди факторов, поддерживающих у них интерес к объекту, особое место занимает новизна объекта. Эта способность обезьян замечать новый объект или новое свойство объекта (цвет, форму, величину и т. д.) свидетельствует об интенсивности внимания животного к окружающему, об остроте его зрительной рецепции, о выделении нового на фоне привычного, старого, о любопытстве обезьян — предвестнике любознательности.

И действительно, прослеживание развития процесса манипулирования у обезьян обнаруживает, что они не склонны ограничиваться простым созерцанием нового объекта: они стремятся вступить в обладание этим объектом, рассмотреть, ощупать его, оказать на него свое воздействие.

Вторым (после новизны) фактором, привлекающим обезьян, является доступность объекта для взятия и его податливость для манипулирования. В противоположность другим животным, например медвежатам (которые, заполучив объект, ограничиваются лишь подвижными играми с ним, как с целым предметом), обезьяны стремятся активно и многообразно обследовать объект, деконструировать его.

Автор справедливо называет это углубленное ознакомительное обследование обезьянами предметов «своеобразным практическим анализом», ибо при этом анализе животное «выделяет мелкие детали объектов, расчленяет, разбирает, разрушает объект», включая в эту деятельность свои главные рецепторы — глаза, нос, губы, язык и тонко осязающие руки.

Усматривая корни этих тенденций к манипулированию в биологических особенностях, связанных с потребностью к движению и главным образом с процессом питания обезьян (плодами, орехами, требующими предварительной обработки до их поедания, или насекомыми и их личинками, находящимися в углублениях камней или коры дерева), автор приходит на основании своих наблюдений и опытов к очень важному обобщению: ознакомительный, или ориентировочно- исследовательский, импульс обезьян по отношению к предметам «достигает здесь такой высокой степени развития, что приобретает самостоятельное значение и функционирует независимо от пищевого устремления».

Этим обобщением автор вплотную подводит читателя к выводу о том, какую важную роль могли играть в процессе становления человека образ жизни, характер питания, способ обработки и приемы использования пищи.

Таким образом, можно предположить, что в процессе антропогенеза импульс к обследованию скрытого питательного материала, приведший к зарождению импульса к обследованию вообще каждого нового объекта, побуждал к «практическому анализу» последнего, обогащая наших предков конкретным знанием свойств и качеств предметов; развивая любопытство и обостренное внимание, он затем перерос в любопытство по отношению к объектам непищевого характера.

Во второй части исследования Н. Ю. Войтонис ставит задачу экспериментального изучения мотивации поведения, исследования «установок направленности» у тех же подопытных животных при выработке у них навыков на узнавание и запоминание кормушек с заложенным в них кормом.

При этом автор пользуется методом отсроченных реакций, в его «прямом» варианте, когда отсрочка давалась непосредственно после закладывания корма в кормушку; период отсрочки по ходу опытов варьировал.

Н. Ю. Войтонис употребляет метод отсроченных реакций не только для изучения длительности удержания, или запоминания побуждающего к реакции стимула, но и для изучения всего комплекса поведения животного при выработке навыков на узнавание места нахождения корма, и заостряет внимание на исследовании мотивационных установок направленности. В этой части работы автор разрешает ряд интересных вопросов.

Он обнаруживает у подопытных животных разную степень способности к запоминанию и узнаванию биологически значимого для животного стимула (например, корма).

Величина периода отсрочки и характер реакции определяются прирожденными особенностями представителей разных систематических групп животных, обусловленными биологическими факторами, в частности способами добывания пищи. По длительности запоминания обезьяны значительно превосходят изученных хищных животных.

Из совокупности условий, влияющих на запоминание, автор выдвигает руководящую роль внимания животного к закладке корма в кормушку. Он подчеркивает лабильность «установок направленности» и сложность их содержания. При замедленных или растянутых реакциях автор отмечает различные их формы у представителей подопытных животных разных отрядов и семейств.

У обезьян преобладали более подвижные формы установок, а у хищных (лисы, медведя, шакала) — менее подвижные, причем эти формы варьировали у одного и того же животного.

Замечательным явлением оказалась значимость для обезьян непищевых объектов (например, камней), как мотивов, стимулирующих к деятельности. Камень, заложенный в кормушку, играл ту же роль, что́ и пищевой объект. Из хищников готовность работать с непищевой приманкой обнаружили медведи.

Далее автор, расширяя свое исследование, переходит к анализу способности подопытных животных к удержанию комплекса из нескольких (2—4) стимулов. При одновременной закладке корма в несколько (2—4 и более) кормушек (при наличии нескольких незаложенных) обнаруживается запоминание животными не больше двух-трех кормушек.

Удержание (запоминание) числа заложенных кормушек часто перекрывается установкой на отмыкание всех кормушек или же отказом от деятельности. При последовательной закладке пищи в кормушки увеличение промежутка времени между закладками (до 30 сек.) сохраняло удержание в памяти их числа, не нарушая восприятия ряда из нескольких последовательно предложенных, но раздвинутых во времени стимулов.

Таким образом, реакции обезьян качественно возвышались над теми реакциями, которые относились к сохранению ответа лишь на последний данный раздражитель.

Переходя к новому экспериментальному заданию, осуществляемому приемом подмены приманок более привлекательных на менее привлекательные, автор получил ряд интереснейших данных.

В одних случаях животные, не найдя в кормушке ожидаемого заложенного корма, начинают обыскивать остальные кормушки; в других случаях — отказываются от пищи. (Подмена менее желательной пищи на более желательную не вызывает такой реакции.)

Таким образом, качественная подмена приманок у подопытных животных вызывала нарушение привычной установки (так, например, у обезьян «мандаринная установка» вытесняла «хлебную установку»). Количественная замена корма тоже замечается обезьянами.

Контроль точности восприятия корма и внимания обезьян и хищных к акту закладывания приманки обнаружил, что мнимая закладка корма — простое хлопанье дверцей кормушки, симулирующее привычную закладку — вводит в заблуждение хищных (медвежат, шакала и лису), но не обманывает обезьян; первые устремлялись к пустым кормушкам, последние оставались на месте.

И это явно обнаруживало «способность обезьян к расчленению сложного комплекса ситуации установки на существенные и несущественные элементы, учёт наличия и отсутствия существенного элемента». ^[18]

В заключительном разделе этой части работы Н. Ю. Войтонис отмечает роль постепенности и упражнения в процессе удлинения периода отсрочки, в повышении длительности удержания, подчеркивает воспитуемость установок, базирующуюся на их относительной устойчивости и пластичности.

Лабильность установок особенно сказывается у обезьян (но не у хищных животных) при изменении обстановки опыта, когда происходит перенос прежней формы деятельности в совершенно новые условия выбора. Впрочем, у некоторых обезьян наблюдалась инертность установок, определяемая мощными кинестетическими навыками.

Далее автором произведен анализ, вскрывающий причины и закономерности появления «ошибок», делаемых обезьянами при выборе ими различно расположенных кормушек.

Было установлено, что крайние кормушки, повидимому, запоминались чаще и лучше, чем средние. Анализ запоминания обезьянами порядка закладывания кормушек показал, что в этом случае большой определенности не обнаруживается; старый навык часто оказывает влияние на выбор привычных кормушек или привычного их сочетания.

Изучение форм «установок направленности», т. е. мобилизационной готовности организма к определенной форме деятельности и их перестройке в соответствии с многообразными изменениями ситуации, по мнению Н. Ю. Войтониса, выявляет разный биологический смысл предметов и их восприятий, определяя поступки животных и их поведение в целом.

Проблема мотивационных установок, по мысли автора, имеет очень большое значение, поскольку каждый акт психической деятельности животного лежит в русле определенной, исторически сложившейся в филогенезе и складывающейся в онтогенезе «установки направленности».

В третьей части исследования, посвященной употреблению обезьянами «орудий », Н. Ю. Войтонис стремится выявить психологические предпосылки возникновения трудовой деятельности. При постановке этой проблемы он исходит из положения Энгельса о решающей роли общественного труда, употребления и изготовления орудий в процессе становления человека. В центре анализа автор ставит исследование способности обезьян к образованию связей и отношений между предметами, к воздействию вещью на вещь, пытаясь осветить генезис и развитие этой способности у приматов.

Прежде всего автор подчеркивает редкость и трудность осуществления низшими обезьянами форм синтетической деятельности. Так, например, обезьяны были очень склонны разбирать, расчленять составные объекты (например, детские разборные башенки), но спонтанно никогда не стремились соединить их; иногда они вынимали и вставляли вкладки в соответствующие полости, прикладывали оторванные ими части обратно, но этим и ограничивалась их конструктивная деятельность.

Опыты с употреблением обезьянами «орудия» были начаты с применением оригинальной методики: обезьяна должна была доставать ведром песок со дна деревянного колодца.

Анализ процесса использования обезьяной «орудия» (ведра) привел автора к выводу, что фактором, определяющим действие обезьяны, было воссоздание пространственного соотношения предметов (колодца и ведра). Автор отмечает у обезьян быстрое закрепление удачных действий и лабильность образовавшегося навыка.

Способность обезьян спонтанно замечать пространственные соотношения косвенно выявлялась, например, при самостоятельном освобождении животным части «орудия» (запутавшейся цепи), когда было очевидно, что обезьяна учитывает направление отведения, координируя свои движения соответственным образом.

В новой серии опытов с привлечением в качестве орудий палки и вилки (при работе с макаком-лапундером Патом) было установлено отсутствие спонтанного употребления палки как «орудия » доставания приманки. Только после соответствующего упражнения у обезьяны появился навык на доставание приманки палкой, а позднее и вилкой.

Замечателен был перенос навыка орудования ведром в новую ситуацию, когда обезьяна действовала вилкой, погруженной в «экспериментальный колодец». Но изменение положения колодца из вертикального в горизонтальное сначала привело обезьяну в замешательство и создало затруднения в доставании ведром или вилкой. Причины этого затруднения автор усматривает в недостаточном умении обезьяны владеть орудиями, в слабом включении зрительной координации и в тормозящем влиянии старого навыка.

На наш взгляд, здесь возможно сделать предположение о недоучете обезьяной в новых условиях пространственных и, особенно, смысловых связей между орудием доставания и полостью «колодца», из которого надо было извлечь приманку. Например, обезьяна явно улавливала, что вилка как-то участвует в доставании приманки и как-то связана с колодцем; но каков подлинный, конкретный характер взаимосвязи и как эту утерянную подлинную связь установить обезьяне до воспроизведения новых пробных опытов, было неясно. Возможно, что у нее зачастую и не было осмысленного, базирующегося на интеллектуальном процессе учета взаимоотношений «орудия» и колодца, а лишь навык на выполнение действия, закрепившегося в результате конкретного опыта. Лишь постепенно у обезьяны происходило отмирание неудачных движений и перестройка установки в зависимости от результатов предшествующей деятельности.

Зарождение новой формы действования «орудием» обычно осуществлялось под явным контролем зрительных восприятий. Новые формы деятельности обезьяны зачастую тормозились инертностью ранее сложившихся установок, замедлявших продвижение в освоении нового приема. (Так, например, у обезьяны иногда сохранялось стремление к подбрасыванию палки вверх, хотя теперь приманка лежала в горизонтальной плоскости, и это движение было бесцельным.)

В результате многочисленных опытов использования палки как «орудия» доставания приманки она приобрела для обезьяны такую большую биологическую значимость, что сама явилась стимулом для отыскивания при ее запрятывании, причем она могла быть найдена обезьяной и после некоторого периода отсрочки.

Подчеркивая сравнительно скорое образование у обезьян связей между частными установками, включающими создание отношений между двумя предметами, автор указывает на трудность для обезьян объединения их действий в системы. Непосредственное восприятие «орудия» для обезьяны бывало более действенно в руководстве ее поведением, нежели выбор определенного «орудия», особенно если оно было помещено в новой ситуации. (Так, обезьяна иногда берет ближайшую палку, а не палку определенной величины, более удобную для использования.)

Последняя, четвертая, часть исследования Н. Ю. Войтониса посвящена выяснению вопроса о том, в какую сферу действия могут попасть зачатки употребления подобия «орудия» в сообществе обезьян и как оно (т. е. «орудие») может быть использовано во взаимосвязях особей. Постановка этого вопроса в генетическом плане привела к необходимости анализа структуры стада обезьян и к исследованию взаимоотношений обезьян в стаде.

Располагая исключительно благоприятными возможностями наблюдения жизни разнообразных стад обезьян в условиях довольно свободного их содержания в Сухумском питомнике, автор собрал богатейший материал по взаимоотношениям особей разных возрастов и полов. Суммированные результаты его наблюдений сводятся к следующим положениям:

Эти обнаруженные автором закономерности с большой выразительностью показывают, что жизнь обезьяньего сообщества не хаотична по своей структуре и включает факторы, способствующие обеспечению благополучия, выживания и процветания вида.

Переходя к заключительной части нашего обзора исследования Н. Ю. Войтониса, мы должны констатировать значительность тем и логическое развертывание проблематики, тщательный и оригинальный экспериментальный анализ при конкретном освещении и разрешении проблем, ответственность, значительность и принципиальную важность выводов о познавательных способностях и психических особенностях низших обезьян.

Автором установлены интереснейшие закономерности в сфере манипуляционно-обследовательской деятельности обезьян, выявлено наличие большой психической активности, выражающейся в форме любопытства и обостренного внимания этих животных к предметам окружающего мира.

Подобного рода любопытство перерастает узко биологические потребности к пищевому использованию предметов; оно осуществляется на более высоком уровне интереса к самому предмету, безотносительно к его съедобности. Этим заключением, проведенным в плане филогенеза, автор выявляет психологию обезьяны как существа, безусловно выделяющегося по своим прогрессивным задаткам над всем ниже ее стоящим миром млекопитающих, даже высоко организованных хищников, с которыми она сравнивалась в ходе исследования.

Эта склонность обезьяны к манипулированию с витально-нейтральными объектами, как отмечает автор, безусловно должна была содействовать ее обогащению в познавании окружающего, изощряя и утончая ее восприятия, получаемые при участии самых разнообразных рецепторов.

Среди последних, судя по экспериментальным данным Н. Ю. Войтониса, ведущее место, повидимому, принадлежит зрительному рецептору в содружестве с кинестетическим и осязательным; далее следует поставить собственно осязательные, собственно зрительные и обонятельные рецепции; на последнем месте оказываются слуховые рецепции. Звучащие предметы мало затрагивают внимание низшей обезьяны в противоположность высшей (шимпанзе), у которой они играют более сильную роль.

К специфическим проявлениям манипуляционной активности обезьян следует отнести деконструктивные приемы, явно преобладающие у них по сравнению со слабыми намеками на синтетические формы деятельности с предметами. Из этого, быть может, явствует, что и в предистории интеллекта аналитические формы практического мышления преобладали над синтетическими.

Как с полной ясностью выявляется из опытов Н. Ю. Войтониса, практический анализ предметов дает богатейший материал для распознавательной психической активности обезьян; но он еще ограничен самодовлеющим значением. Обнаруженные и воспринятые низшей обезьяной свойства предметов почти не комбинируются ею в новые синтетические связи и нередко сводятся лишь к восстановлению нарушенных, видоизмененных ею соотношений. (Таковы, например, случаи обратного вмещения обезьяной вынутых вкладок, прикладывание обратно оторванного края колодца и т. п.). Чрезвычайно интересны выводы автора, относящиеся к характеристике психической активности обезьян и касающиеся быстрого угасания у них интереса к новой вещи, падения длительности оперирования с предметом и уменьшения числа обращений к нему со временем.

Но это указывает не на утрату психической активности обезьяны, а лишь на быстрое насыщение ее новыми восприятиями, на исчерпание интереса к объекту, не дающему ей новых впечатлений: новое скоро становится для обезьяны старым, и она охотно идет навстречу еще более новым и неизведанным восприятиям. Обезьяна как бы склонна подновлять свою психическую активность, непрестанно изощрять и разнообразить свою распознавательную деятельность.

Замечательно сделанное автором наблюдение, что обезьяна охотнее достает запрятанные вещи (например, камни в ящике), нежели берет находящиеся открыто около нее, — так велико ее любопытство к сокрытому предмету и стремление им овладеть.

Еще более значительно наблюдение Н. Ю. Войтониса, выявившее наличие у обезьян тенденции к сохранению, прятанию, оспариванию друг у друга некоторых игровых, развлекающих объектов манипулирования. Повидимому, в этой группе животных впервые появляется закрепление за вещью значения «ценности» игрушки.

Не случайна склонность обезьян к кратковременному присоединению вещи к своему телу, прятанию в пах, под ногу (в последнем случае, вероятно, как бы из желания сохранить при себе то, чего нельзя спрятать глубже, например, в защечные мешки).

Интенсивность и напряженность любопытства обезьян к сокрытому, неведомому особенно ярко сказывается в их настойчивом стремлении к открыванию ящиков «экспериментального комода», отстегиванию ремней, раскрыванию завязанных или запутанных коробок. Этого рода активность обезьян бывает более целенаправленна и длительна, чем простое манипулирование вещью. Но характерно, что и в таких случаях обезьяна (как подчеркивает автор) нередко не учитывает простейших соотношений, связей частей объектов и не умеет размотать закрученный шнур простым его обведением в обратном направлении, но лишь дергает за него и обрывает.

Это происходит, повидимому, также и потому, что обезьяна в подобных случаях не всегда включает зрительный контроль своих действий, полагаясь более на явно преобладающие у нее в этих действиях кинестетические формы деятельности, без согласованности их со зрительной рецепцией.

По нашим личным наблюдениям, обезьяна макак-резус Дези неизменно преуспевала в сходных ситуациях, если смотрела на объекты деятельности (цепи и шнуры) при их распутывании.

В части исследования мотивационных «установок направленности» обезьян, кроме тех выводов, которые касаются закономерностей, определяющих угасание, перестройку установок, автором плодотворно выявлена роль воспитания и упражнения, определяющих устойчивость установок.

Очень ценны для познания психологии подопытных животных выводы автора, касающиеся различий в длительности удерживания, запоминания обезьянами (и хищными) тех или других стимулов, зачастую не только биологически значимых, но и биологически нейтральных. Исследование автора определенно показывает, что низшие обезьяны запоминают самые разнообразные признаки: местонахождение корма, его качество, величину, количество (до трех компонентов).

Из работы автора также с полной определенностью обнаруживается, что живое конкретное восприятие довлеет в психическом мире обезьяны над навыком.

Обезьяна живет как бы всегда во власти настоящего момента: она не сосредоточена, она отвлекаема каждым новым и неожиданно появившимся стимулом и переключает на него свое внимание. Эта присущая ей психическая динамичность, не сдерживаемая изнутри, привычка к импульсивным действиям объясняют нам причину многих ее ошибочных реакций, имеющих зачастую характер действий, идущих по линии наиболее легко и просто осуществляемых, по линии наименьшего сопротивления (см., например, данный автором перечень типов «ошибок» на стр. 122).

Подобные отрицательные особенности психической активности обезьяны, которые вскрывают тормозящие моменты в процессе образования навыков, объясняют нам одну из причин установления этих навыков в большей степени на базе удачных опытов, чем на основе осмысленного образования связей между целью и средством к ее достижению. Это последнее особенно выразительно подтверждается опытами на употребление «орудия».

Способность низшей обезьяны к восприятию пространственных соотношений между предметами («орудием» и целью) проявляется сначала в узко ограниченной ситуации и в результате длительного опыта.

Вначале это восприятие мало отчетливо, ибо даже небольшое видоизменение ситуации (перемена положения экспериментального колодца) приводит к нецелесообразным действиям, свидетельствующим о том, что обезьяна не замечает подлинных, смысловых связей между «орудием» и способом его соединения с целью.

Но обезьяна способна замечать отрицательный эффект и склонна изыскивать пути к нахождению утерянной связи; более того, она обнаруживает большую инициативу в поисках, делает многочисленные и многообразные по приемам пробы и настойчива в их применении. Она быстро запоминает удачные, хотя, быть может, и пробные действия, заведомо непреднамеренные по форме выполнения. В результате конкретного чувственно-двигательного опыта обезьяна упрочивает познание должной связи, расширяя ее применение в соответствии с расширением конкретных опытов в варьируемой ситуации.

Хорошее развитие зрительной и кинестетической памяти обезьяны обеспечивает превосходную дифференцировку ею разных форм и размеров объектов, употребляемых в качестве «орудий», облегчая ей их нахождение даже при их удалении и сокрытии. Правда, и в этих случаях импульсивность и торопливость обезьяны зачастую мешают ей точно выполнить задачу, то побуждая схватить ближайшее «орудие», то заставляя воспроизвести чаще всего применявшийся ею раньше прием действования.

Только столкновение с неудачей, с препятствием к достижению цели, заставляет ее включить зрительный контроль, затормозить кинестетический автоматизм и, после кратковременного обозрения ситуации, выйти на правильный путь употребления определенным образом соответственного «орудия» для достижения поставленной ей экспериментатором цели.

Таким образом, на основании этого исследования мы можем предположить, что в предистории возникновения способности к употреблению орудия должны были иметь место следующие этапы:

Автор исследования Н. Ю. Войтонис подверг экспериментальному изучению форму использования обезьянами «орудия», как посредствующего предмета для доставания пищи.

И нам хотелось бы отметить, что, вопреки большому несходству условий постановки опытов с теми условиями, которые имеются при добывании обезьянами пищи на воле, подопытные обезьяны Н. Ю. Войтониса все же преуспели в постижении приема употребления «орудия» и выработали прочные навыки в его использовании. На основании серии опытов на установление связей и отношений между «орудием» и целью Н. Ю. Войтонис вплотную приближается к разрешению вопроса о характере психологических процессов, примыкающих к интеллектуальным формам деятельности.

Наконец автор находит у низших обезьян намеки на появление подобия «ценности» предметов как игрушек, на зачатки закрепления за предметом его «орудийного» и игрового значения и на стремление обезьян к приобретению и сохранению этих предметов.

Обращаясь к освещению поставленного автором вопроса о том, в какую сферу действия мог попадать предмет как «орудие» в стаде обезьян, мы, согласно наблюдениям Н. Ю. Войтониса, обнаруживаем следующее явление. Нередко предмет, попадающий в сообщество обезьян, фигурирует как центр, объединяющий внимание и интерес сочленов группы, причем имеют место манипуляции предметом со стороны одних особей из подражания действиям других. Эта тенденция обезьян к подражанию дает нам право высказать следующее предположение в ответ на вопрос, поставленный автором, но решенный им лишь в теоретическом плане. Формы спонтанного употребления обезьянами «орудия», проявившиеся у более инициативных особей на основе биологических потребностей в процессе приспособления к окружающей среде, могли быть подхвачены менее инициативными и привести к использованию «орудия» в коллективе, а позднее и коллективно, приводя в результате упражнения ко все более многостороннему, совершенному и систематическому его употреблению, подготовляющему базу для возникновения трудовой деятельности. Для подобного вывода исследование автора дает богатейший документальный материал.

В части работы, относящейся к анализу структуры стада обезьян, большой заслугой автора мы считаем тщательную, основанную на анализе обширного фактического материала критику тенденциозных высказываний реакционных буржуазных зоопсихологов. Эта глубоко принципиальная критика направлена Н. Ю. Войтонисом на полное дискредитирование выдвигаемой буржуазными учеными идеи наличия в сообществе обезьян ожесточенной борьбы и подавления сильными более слабых. В принципе господства сильного сторонники фашизма ищут оправдание своей идеологии.

Не менее авторитетно Н. Ю. Войтонис дает конкретную критику идеи пансексуализма, фрейдизма буржуазных авторов, считающих, что половые взаимоотношения являются основными, определяющими связь сообщества обезьян (одним из ярких представителей этих авторов является Цукерман). В противоположность этому Н. Ю. Войтонис на основании своих тщательных исследований приходит к совершенно другим выводам: он констатирует в стаде обезьян при взаимосвязях особей преобладание мирных и объединяющих моментов над антагонистическими и разъединяющими.

Ценная работа Н. Ю. Войтониса ставит и разрешает ряд принципиально важных вопросов, относящихся к предистории интеллекта и связанных с проблемой антропогенеза.