Отрицательность конечных результатов применения метода «выбора на название» вынуждает нас на изменение самого принципа выбора, заставляет перенести его из сферы слуховых в область чисто зрительных восприятий.

Это последнее осуществляется путем введения нового принципа избрания при различении цветов, посредством применения метода, бегло упомянутого во вступлении, метода «выбора на образец», заключающегося в узнавании и изъятии животным цветного объекта, тождественного с предъявляемым экспериментатором примерным, образцом.

Оставляя незатронутым вопрос о применении метода «выбора на образец» в детской психологии и психопатологии, приходится упомянуть с беглом и безрезультатном применении его в психологии животных, в нескольких опытах Леббока с собакой ^[52]. В том виде, как этот метод осуществлялся автором этих строк, во всех своих осложнениях и видоизменениях, он является пока в зоопсихологии совершенно не использованным.

Сущность метода всего кратче и рельефнее выражается формулой: «выбор на образец»; его конкретное проведение распадается на четыре основных, почти равно важных момента:

В нормальном случае эти внешние моменты должны включать нижеследующие психические процессы у животного.

Некоторые преимущества настоящего метода по сравнению с вышеизложенными во введении, известными нам до времени 1916-го года и в применении к антропоидам, явственно выступают при первом же беглом ознакомлении с его сущностью. Среди них на первом месте стоит демонстративность, наглядность задачи — цели, требования экспериментатора; возможность усиления этой демонстративности как различными внешними приемами, обращающими внимание на образец, так и подбором качественно выразительных образцов.

В непосредственной связи с предшествующей особенностью находится вторая, столь же важная: рельефность, самоочевидность для испытуемого животного ошибок при выборе несоответствующего образцу объекта в виду возможности непосредственного сопоставления «избранного» и, «примерного».

Обусловленное двумя предшествующими условиями, выступает новое существенное преимущество: предоставление животному возможности сознательного и осмысленного разрешения задачи в виду наглядности и естественности устанавливаемой связи между требованием и выполнением.

В полном соответствии с предыдущими условиями является высоко ценной для экспериментатора широкая возможность, проведения конкретного направляющего и развивающего воздействия при контролировании выбора животного и главным образом при ошибочных его избраниях.

Заслуживает быть особенно отмеченной ценная an und für sich и в общем плане исследования психических способностей животного, и в отношении частных случаев учета и контроля, и в целях развивающего обучения, пластичность метода — возможность бесконечного вариирования задач как по форме, так и по существу на фоне уже раз усвоенного, — видоизменение, неповторяемость ближайших смежных опытов ^[53] , что, в свою очередь, выключает стереотипность, автоматичность постижения животным предъявляемого требования и пролагает путь к осмысленному и сознательному выполнению им действий.

В пределах однородного типа достижений изменяется то самый «образец» (при наличности тех же «предъявляемых к избранию»), то его положение, то способ, то место, то время показывания.

Вариируется и количество, и взаимное расположение, и, качественный состав «избираемых».

Искомая вкрапляется в самых различных взаимоотношениях (в качественном, количественном и пространственном отношении) в группу «избираемых экспонатов», в контрольных опытах она почти совершенно скрывается среди других.

Последняя особенность, наиболее исключительная по значению, вытекает с очевидностью из рассмотрения и обобщения всех вышеотмеченных черт: — это установление с испытуемым животным столь пластичного психического общения, которое по многосторонности контакта можно сравнить с своего рода условным языком. Это общение, раз установившись, дало в последующем полную возможность быстро и легко, естественно и непосредственно вскрыть самые многообразные познавательные способности шимпанзе в области зрительных восприятий, установить пределы их возможного развития.

Достаточно здесь бегло привести хотя бы следующий ряд достижений, полученных в сравнительно короткий срок посредством излагаемого метода: различение ахроматических и хроматических цветов; различение многообразных по форме планиметрических и стереометрических фигур; различение величин: объемов и площадей, длины, ширины, высоты; распознавание сочетаний цветов, букв, изображений предметов и мн. др. Некоторое видоизменение метода позволило подойти к вопросу о способности животного к элементарной абстракции и к счету.

Колебание выполнений соответственно колебанию условий опытов давало критерий для оценки факторов, благоприятствующих и препятствующих правильному решению предъявляемых задач, тем самым вскрывая характер психологических процессов в производимых животным операциях.

Это последнее прослеживалось, конечно, при условии учета каждого акта видоизменения задачи, каждого процесса выполнения ее животным, что осуществлялось при условии особо строгого контроля опытов, благодаря самому тщательному и подробнейшему их протоколированию. Точно записывались все условия опыта: вопрос, ответ, взаимное соотношение и положение объектов «предъявляемых к избранию» и «примерной», как и каждое видоизменение всех ингредиентов, входящих в опыт. Отмечалось количество опытов потраченное на достижение; протокольно точно записывалось каждое решение задачи; неверные ответы регистрировались особенно подробно: всегда указывался характер ошибки, как и внешний характер ответа; замечались и учитывались при выводах все более резко выраженные эмоциональные состояния животного.

Все эти данные при их сопоставлении могли доставить обширный материал и, будучи переведенными на язык графических изображений, говорили особенно красноречиво. «Кривые отличения» ^[54] наглядно выражали вариации выполнений соответственно вариации разных задач и различию условий в пределах той же задачи. Они позволяли ясно проследить влияние на различение многообразных усложнений, давали право на все более определенное утверждение и признание наличности в производимых опытах процесса действительного обучения животного, а не автоматической односторонней дрессировки, — процесса осмысленного усовершенствования, а не механического натренировывания на определенного рода выполнение.

За это говорит с бесспорностью факт прочности запоминания раз установленных достижений при резком изменении внешних условий опыта; осмысленность выполнения задач, видоизмененных по существу; самостоятельное пользование животным знаниями, приобретенными им при опытах.

Прочность запоминания всего рельефнее подтверждается неизменностью, точностью выполнения раз достигнутого по истечении значительных перерывов в занятиях (от 3 недель до 3 месяцев), верностью выполнения при сильно нарушенных условиях постановки опытов: при изменении типа объектов, с которыми животное оперировало ^[55] , при смене экспериментаторов ^[56] , при значительном увеличении количества; лиц, присутствующих при опытах (20—30), и смене места проведения занятий. Успешность выполнения уже укрепившихся достижений сохранялась даже при глубоко необычных, неблагоприятных, явно отвлекающих внимание животного условиях, как, напр., во время производства опытов при новой обстановке, наружи, во дворе — во время фотографирования или при осуществлении кинематографического сеанса, — когда ни ослепительная яркость света, ни треск снимающего аппарата, вызывающий то (сначала) явный страх, то (позднее) любопытство у животного, почти не отражались на правильности проведения работы.

Осмысленность производимых выполнений всего бесспорнее доказуется при изменении предлагаемых задач по форме и по существу, когда при новых и непредъявлявшихся дотоле требованиях животное не только не становится в тупик, не проявляет беспорядочных нащупываний в достижении, но обнаруживает инициативу и находчивость в попытках ориентироваться в новом положении и выйти из вновь создавшегося затруднения ^[57].

Субъективное осознавание животным производимых им операций сказывалось как в избирательном отношении его к предъявляемым объектам, до и вне эксперимента, так и в выявлении животным вновь приобретенных знаний и пользовании ими не только в стереотипной лабораторной обстановке, всегда включающей элемент требования и некоторого принуждения, но и в условиях неэкспериментальных, в самостоятельных занятиях и играх животного ^[58].

Таковы технические, внешние, точно учитываемые условия, определяющие конкретно достигнутые результаты и некоторые общие конечные выводы из них. Не менее важными для успешности производимых опытов являлись другие компоненты, менее явственные, часто ближе неопределимые, но оттого не менее осязательные: это — почти полная непринужденность и естественность, пластичность и приятность для животного установленного психического контакта; это — неослабевающая сила, стойкость воздействия побуждающего к работе стимула; это — простота и легкость внешней формы реагирования животного в силу привычности, естественности для него производимых им манипуляций; это — зачастую несомненная наличность (хотя бы и побочного) интереса к выполняемому им акту.

Осуществлению всего этого содействовало в широкой мере предшествующее опытам общение с животным — в течение полутора года, — тщательное наблюдение эмоциональных и волевых выявлений психики шимпанзе, знание ее характерных особенностей и соответственно этому учитывание и использование ее сильных и слабых сторон в деле обучения.

В этом отношении такие характерные черты, как постоянное стремление животного к общению и самодеятельности, чувство привязанности к экспериментатору, являлись сильными вспомогательными факторами при ведении экспериментов. Первое — общительность, на фоне обычных условий пребывания шимпанзе в одиночестве и при скучании его в клетке — делало опыты желательными, привлекательными для животного: шимпанзе недаром обнаруживал все обычные выразительные признаки живейшей радости при малейшем намеке на подготовление к занятиям; второе — именно, привязанность животного к экспериментатору — содействовало тому, что ласка, одобрение, игра являлись главными и наиболее понятными и радостными для шимпанзе способами поощрения за удачные ответы, лучшей и желательной наградой за верный выбор, а в противоположном случае простое повышение голоса экспериментатора было достаточно для того, чтобы выразить недовольство за произведенную ошибку и чтобы дать животному понять, что «что-то» сделано «не так», когда оно старательно, поспешно начинало изменять решение, чтобы добиться столь желательного одобрения.

Нечего и говорить, что при таких условиях общения отпадала всякая мысль о каком-либо физическом воздействии на животное, о стимулах карательного свойства.

Другие особенности и черты характера шимпанзе, как необычайная подвижность, живость, полная неспособность длительного сосредоточения (отсутствие устойчивого внимания), быстрая утомляемость и скука от внешне однообразных, однородных действий, представляли постоянные существенные затруднения и препятствия (особенно в начальных занятиях) и были несколько умалены только введением чрезвычайно частых перерывов при работе. После каждых двух-трех опытов, и в особенности после наиболее удачных, через каждые 5—7 минут животному на несколько минут (2—3) не только предоставлялась полная свобода, но его ласкали (гладили, похлопывали и т. п.), с ним играли (тискали, ловили, кувыркали, см. рис. 1, 2 Табл. 3.1), и это было, несомненно, самым важным и действительным импульсом к выполнению требований, стимулом, в нормальных случаях поддерживавшим непрерывный и живейший интерес животного к работе.

Надо было видеть, как шимпанзе находил себя в этих играх и движениях, столь отражающих его общительный, веселый, подвижной, игривый нрав и бурный темперамент при естественных условиях, — чтобы по достоинству понять и оценить всю силу названного стимула; надо было видеть, как угнетающе влияли на животное малейшая задержка, промедление в поощрении, чтобы признать огромную значимость последнего в роли побуждающего фактора. Утомительность и хлопотливость этих своеобразных поощряющих приемов для экспериментатора компенсировались в совершенстве возможностью повышения длительности сеанса до нескольких часов (от 3-х до 4-х в один прием), выключением быстрого психического утомления и скучания животного в «опытный период», наличностью неутомленного, активного внимания у шимпанзе к моменту реагирования и стремлением его к наивозможно скорому и правильному осуществлению самой реакции.

Именно при посредстве этих приемов поддерживалось и сохранялось неизменно и неослабно у шимпанзе веселое, радостное настроение, столь благоприятствующее вообще проявлению психической активности, находчивости, изворотливости, предприимчивости животного; именно при наличности такого психического состояния шимпанзе наиболее легко и скоро ориентировался в предъявляемых к нему даже новых требованиях, работал наиболее успешно при повторении прежних выполнений.

«Доказательство от противного» не менее убедительно: первый же симптом грустного настроения, первый проблеск психической депрессии, — и характер выборов резко склоняется в отрицательную сторону. Шимпанзе реагирует неохотно, вяло, избирает небрежно и зачастую ошибочно, исправляет плохо совершенные погрешности, а после многократных неудач и при длительном отсутствии поощрения совершенно теряется и даже совсем отказывается работать.

Интерес к производимым опытам, как к таковым, определялся, главным образом (если не единственно), введением смены (типа, рода) предлагаемых задач и новизной объектов, применявшихся в экспериментах, всегда и безошибочно — и, кажется, при всяких обстоятельствах (даже во время серьезного заболевания животного — способной вызвать любопытство, интерес и максимальное к себе внимание шимпанзе^[59].

Относительная непринужденность обстановки опытов не нарушалась также и внешним, техническим способом выполнения животным задачи — требования экспериментатора; акт выбора, изъятие тождественного объекта, производился, схватыванием рукой, — иногда ногой, — животного, движением, столь естественным и привычным для него из обыденной жизни.

Легко понятно было для шимпанзе и выражение самой просьбы, требование подачи «искомой» — одного из предъявленных к избранию объектов: достаточно было протянуть в любое время руку, — и шимпанзе клал немедленно в нее свою, позднее приучившись без труда давать «просящему» то, что имел в руках, а наконец, и вообще все, что было «под рукою».

Таковы конкретно применявшиеся приемы при практическом, лабораторном проведении метода «выбора на образец», приемы, может быть, всецело заменимые иными, лучшими, отчасти, может быть, излишние, быть может, подлинно, существенно необходимые, а может быть, единственно приемлемые для достижения аналогичных с полученными реальных результатов.

Будущее с несомненностью укажет истинный качественный их термин, внесет необходимый корректив.

Цель автора — лишь подчеркнуть особенности предлагаемого метода ^[60] по сравнению с другими в этом направлении, представить лишь один из способов или путей подхода к установлению психического контакта, развивающего испытуемое животное: пути исследования, выключающего при своем применении мучительные вивисекции ^[61] ; не требующего хлопотливого воссоздавания для испытуемых животных внешней обстановки, близкой к их естественному быту ^[62] , не сводимого к автоматичному установлению ассоциаций помощью искусственно соединенных звеньев ^[63]; пути, исключающего слепое нащупывание животным каждого вновь предлагаемого требования и столь же механического закрепления его, не требующего антипедагогичного отказа, отучения от уже достигнутых конкретных результатов ради получения новых, столь же временно наличных в настоящем ^[64].