Для такого ребенка, какъ Елена Келлеръ, была возможна только такая воспитательница, какъ Анна Солливанъ, и что благосклонной судьбѣ угодно было свести ихъ, это — одно изъ тѣхъ совпаденій, которыя укрѣпляютъ отрадную вѣру въ прямое вмѣшательство Провидѣнія въ людскія дѣла. Даже разница въ годахъ была самая подходящая: миссъ Солливанъ было всего двадцать лѣтъ, когда она взяла шестилѣтнюю дѣвочку на свое попеченіе. Стало-быть, она не только могла приступить къ поставленной ей, почти сверхчеловѣчески трудной задачѣ съ полнымъ запасомъ непочатыхъ еще физическихъ и духовныхъ силъ, но и съ жизнерадостной свѣжестью сердца, молодымъ пониманіемъ дѣтской души и способностью быть для ребенка другомъ и даже товарищемъ въ играхъ и забавахъ. Наконецъ, она лучше всякой другой могла сочувствовать дѣвочкѣ, мысленно поставить себя на ея мѣсто, потому что едва сама не ослѣпла въ дѣтствѣ и, когда она, четырнадцати лѣтъ, въ 1880 г. (въ самый годъ рожденія Елены), поступила въ институтъ Перкинса, имѣлась весьма слабая надежда на спасеніе ея почти совсѣмъ потеряннаго зрѣнія. Вначалѣ ее учили, какъ слѣпую, и пришлось помѣстить ее въ приготовительный классъ вмѣстѣ съ совсѣмъ маленькими дѣтьми, но необыкновенныя способности и сила воли скоро восторжествовали; по мѣрѣ того, какъ глаза ея поправлялись, она ставила себѣ все болѣе высокія задачи, и, когда она кончила курсъ въ августѣ 1886 г., директоръ указывалъ на нее, какъ на лучшую преемницу д-ра Хау въ самой трудной отрасли его преподавательской деятельности.

Готовиться спеціально къ предстоявшему ей подвигу она могла всего пять мѣсяцевъ, да и то почти только чтеніемъ отчетовъ и замѣтокъ, оставленныхъ д-ромъ Хау. Лучшей подготовкой, пожалуй, послужило ей то, что она всѣ шесть лѣтъ своей бытности въ заведеніи прожила въ одномъ домѣ съ самой Лорой Бриджмэнъ. Впрочемъ, она не ощущала слишкомъ большой потребности въ механической, такъ сказать, подготовкѣ посредствомъ чтенія и запоминанія чужихъ мыслей, наблюденій и пріемовъ; она была слишкомъ талантливой и самостоятельной натурой, чтобы нуждаться въ помощи извнѣ. Она готовилась внутренно, устремивъ всѣ свои помышленія на поставленную себѣ задачу и заранѣе посвящая всю себя великому дѣлу, къ которому призывала ее судьба, какъ къ нѣкоему священнодѣйствію. Она впослѣдствіи сознавалась, что на нее находили минуты малодушія, сомнѣнія въ своихъ силахъ, но ее поддерживала и воодушевляла любовь, — горячая любовь къ незнакомому еще, безпомощному существу, для котораго она должна была сдѣлаться вторымъ провидѣніемъ, вѣрнѣе, вторымъ творцомъ.

Само собою разумѣется, что первое время было самое тяжелое. Именно вслѣдствіе страстнаго желанія успѣха, молодая дѣвушка, сама еще полуребенокъ, подавляемая притомъ страшной отвѣтственностыо, впадала въ отчаяніе отъ каждой, неизбѣжной въ началѣ, неудачи, но никогда надолго, и все это она умѣла таить въ самой себѣ; наружно же ей не измѣняли ни бодрость, ни надежда: она слишкомъ сознавала, какъ тяжело малѣйшее колебаніе, малѣйшій признакъ унынія съ ея стороны должны были отразиться на сердцахъ родителей, видѣвшихъ въ ней одной спасеніе любимаго дитяти. Притомъ, она уже съ первыхъ шаговъ усвоила себѣ великій секретъ плодотворной педагогики: «Довлѣетъ дневи злоба его», т. е. надо, чтобы работа каждаго дня логически вытекала изъ работы предыдущаго дня, подсказывалась ею, а затѣмъ уже можно довѣриться вдохновенію минуты для разрѣшенія неожиданныхъ задачъ.

Одно время въ публикѣ существовало такое впечатлѣніе, будто миссъ Солливанъ воспитывала Елену «подъ надзоромъ и руководствомъ директора Анагноса». Впечатлѣніе это совершенно ошибочно, и ужъ никакъ не самъ директоръ вызывалъ его. Онъ, напротивъ, при всякомъ случаѣ выражалъ удивленіе, именно, самостоятельности, съ которой эта замѣчательная дѣвушка справлялась съ непомѣрно трудной задачей. Въ теченіе трехъ лѣтъ она нѣсколько разъ возила свою воспитанницу въ Бостонъ, гдѣ онѣ гостили въ институтѣ Перкинса; но тамошніе преподаватели ничѣмъ ей не помогали, а м-ръ Анагносъ даже не владѣлъ свободно ручнымъ алфавитомъ. Въ своемъ отчетѣ отъ ноября 1888 г. онъ писалъ: «По моей настоятельной просьбѣ, Елена, въ содровожденіи матери и наставницы, пріѣхала въ маѣ, и онѣ гостили у насъ нѣсколько мѣсяцевъ... Мы съ удовольствіемъ предоставили имъ пользованіе нашими книгами съ выпуклымъ шрифтомъ, нашими чучелами, раковинами, моделями растеній и цвѣтовъ, и всѣми нашими аппаратами для обученія слѣпыхъ черезъ посредство осязанія. Я не сомнѣваюсь въ томъ, что онѣ отъ всего этого получили много удовольствія и немало пользы. Но, дома ли Елена, или въ гостяхъ, или въ разъѣздахъ, она постоянно находится подъ непосредственнымъ надзоромъ и исключительнымъ попеченіемъ своей наставницы. Никто не вмѣшивается въ планы послѣдней, не раздѣляетъ ея трудовъ. Ей дана полная свобода дѣйствій относительно методы и средствъ для выполненія ея великой задачи, и по результатамъ можно судить, какъ умно она распоряжается. Всѣмъ извѣстны и всѣхъ приводятъ въ изумленіе поистинѣ чудесные успѣхи маленькой ученицы за эти девять мѣсяцевъ. Но только тѣ, которые слѣдили шагъ за шагомъ за подробностями этой великолѣпной работы, знаютъ, чѣмъ Елена обязана разсудительности, проницательности, изобрѣтательности, неусыпному упорству и непреклонной волѣ наставницы, слѣдившей за всѣми фазисами ея умственнаго и нравственнаго развитія съ материнской заботливостью и восторженной преданностью».

Развитіе это шло такъ быстро, личность Елены развертывалась съ такой стремительностью и многосторонностью, что воспитательница должна была, такъ сказать, бѣжать, не переводя духъ, чтобы поспѣвать за увлекавшей ее безъ устали ученицей, да къ тому же она всегда должна была беречь глаза; поэтому у нея не хватало ни времени, ни силъ вести правильныя записки, о чемъ, съ научной точки зрѣнія, конечно, нельзя не сожалѣть. Притомъ, она вовсе не желала подвергать дѣвочку разнымъ опытамъ въ интересахъ науки. Когда ей говорили, что она обязана записывать свои наблюденія ради общей пользы, она возражала, что обязана, прежде всего, посвящать всѣ свои силы и все свое время своей ученицѣ. Впрочемъ, она вела постоянную, подробную переписку съ миссисъ Хопкинсъ, пожилой пріятельницей, замѣнявшей ей мать во все время ея пребыванія въ Бостонѣ, да изрѣдка, по желанію директора Анагноса, посылала болѣе или менѣе подробные отчеты для печати.

Сомнительно, найдется ли въ цѣлыхъ томахъ теоретическихъ трудовъ ученыхъ кабинетныхъ педагоговъ или въ самомъ добросовѣстномъ дневникѣ практика-рутинера столько живого матеріала, столько плодотворныхъ указаній и наблюденій, какъ въ безыскусственныхъ замѣткахъ этой простой, не очень ученой дѣвушки. Не только спеціалистъ по обученію слѣпыхъ и глухонѣмыхъ, но и всякій, имѣющій дѣло съ дѣтьми, почерпнетъ изъ нихъ много дѣльнаго и поучительнаго, не говоря уже о теплотѣ чувства, которою проникнута каждая строка, и о постоянно возрастающемъ обаяніи развертывающейся передъ читателемъ личности Елены.